Знаю, висел я
В ветвях на ветру
Девять долгих ночей
Пронзенный копьем
Посвященный Одину,
В жертву себе же,
На дереве том,
Чьи корни сокрыты
В недрах неведомых
(Речи Высокого, 138)

Итак, чтобы продолжить наше исследование значения мифа об Артуре, мы попытаемся определить, что же такое миф и каково его место в культуре. Слово миф древнегреческого происхождения и переводится, как ‘‘предание’‘, ‘‘сказание’‘. Ученые, изучающие мифы, обнаружили, что у всех народов на определенной ступени развития, существовала довольно развитая мифология, и, что удивительно, многие мифологические сюжеты повторяются в мифах разных стран, народы которых, в то время, не могли взаимодействовать. Из этого открытия, ученые сделали вывод, что секрет происхождения мифа в том, что мифологическое сознание являлось одной из древнейших форм понимания человеком окружающей его действительности. Не умея выделить себя из окружающей среды, человек пытался сопоставить себе окружающие его явления, наделить душой и способностью мыслить окружающие его предметы и явления.
Мифологии свойственно резкое разграничение действительности на некое идеальное прошлое и обыкновенное настоящее, прошлое, таким образом, всегда являлось образцом для подражания. Настоящее и будущее всегда объясняется в мифе через прошлое, к примеру, конец света у викингов, или древних греков, произойдет из-за ссоры богов с великанами или титанами, но ссора эта уже произошла некогда и в будущим просто усугубится. Мифологическое мироощущение выражалось не только в повествовании, но и в действиях, обрядах, танцах. Миф и обряд в древних культурах составляли одно целое - мировоззренческое, функциональное, структурное, представляя собой как бы два аспекта первобытной культуры - словесный и действенный, ‘‘теоретический’‘ и ‘‘практический’‘. Это тождество очень интересно показано Рыбаковым в книге ‘‘Язычество древних славян’‘. Наши предки отождествляли, как мы уже писали выше, большие водоемы и загробный мир, хозяином которого у славян был грозный ящер – это миф. Ящеру приносились в жертву прекрасные девушки. Девушку выбирали, одевали в специальные одежды и топили в озере. Со временем, традиции смягчились, и девушка просто относила в озеро некие дары – это обряд. Но самое интересное в этом мифе и обряде то, что хоть многим только что описанный нами смысл не известен, все мы в детстве играли в игру ‘‘Яша-ящер’‘, где девочки водят хоровод, а мальчик стоит в центре и выбирает себе невесту. Как мы видим, многие наши игры и сказки, которые нам читали в детстве, имеют жутковатый сакральный смысл.
Наиболее интересным исследованием по этой теме на наш взгляд являются ‘‘Исторические корни волшебной сказки’‘ Владимира Проппа. Ниже мы попытаемся рассмотреть миф об Артуре сквозь призму этого исследования. Сейчас скажем лишь, что сам Пропп дает нам на это право, не делая резких разграничений между сказкой и мифом. Итак, основная идея работы Проппа заключается в том, что любая сказка – есть рассказ о древнем обряде инициации, представляющем собой некое духовное перерождение человека. Пропп берет некоторые наиболее распространенные в сказках разных народов, сюжеты и сопоставляет их с обрядом. Приведем несколько примеров. Принцесса, заключенная в башне, куда не проникает солнечный свет, оказывается вполне историческим персонажем: в некоторых языческих традициях дети вождей и важных людей племени держались в заточении. Считалось, что любой враждебный взгляд может причинить им зло, так же они не должны были видеть солнце и ступать по голой земле до своего совершеннолетия. Конечно же, этой традиции принадлежит и сказка о заточенных детях. Рапунцель и другие принцессы с неестественно длинными волосами тоже не плод фантазии, язычники считали, что магическая сила человека – в его волосах, поэтому девушкам запрещалось стричь волосы до вступления в брак.
Так же, как и обряд, приключения героя сказки начинаются в лесу. Материалы показывают, что лес окружает иное царство, что дорога в иной мир идет через лес. Для совершения обряда в лесу строится хижина животной формы, в дверь, которая представляет собой рот зверя, входит посвящаемый. Считается, что животное пожирает мальчика, и выходя из хижины он как бы воскресает, перерождается. И вряд ли является совпадением, что герой сказки находит в лесу избушку именно на курьих ножках, и что избушку эту, стоящую к нему задом, он не может обойти, просит повернуться. Ни потому ли что стоит она на границе двух миров? К тому же у нашей бабы яги и кощея, так же как и у волшебников ‘‘пограничников’‘ иностранных сказок, обязательно присутствуют некоторые черты животного или мертвеца, что тоже показывает их принадлежность к миру иному, или миру волшебному. Еще несколько интересных примеров мы приведем, когда будем рассматривать в этом контексте миф о короле Артуре.
Как правило, если установлена связь между обрядом и сказкой, то обряд служит объяснением соответствующего мотива в сказке, но нередко бывает как раз наоборот. Бывает, что, хотя сказка подходит к обряду, обряд совершенно неясен, а сказка сохранила прошлое настолько полно, верно и хорошо, что обряд или иное явление прошлого только через сказку получает свое настоящее освещение. Таким образом, сказка может быть источником для изучения обряда.
Но если исходить из того, что мифы заключали в себе объяснение ритуала, значит, они второстепенны, и значит, что почти в каждом случае миф возникал из ритуала, а не ритуал из мифа. В первобытные времена религия представляла собой не систему верований с практическими приложениями, а организм строго установленных традиционных действий, с которыми каждый член общества сообразовывался, как с жизненным правилом. Древность не знала абстрактных понятий, а мыслила и говорила конкретными образами. Культ был полон смысла сам по себе, и не требовалось никаких толкований, потому что культ был просто центром жизни. Ни у какого народа древности мы не находим комментариев на свои культы, хотя форма этих культов была везде, более или менее, символической.