Давным-давно он был молодой человек, простой молодой человек, как мы с вами. Разве что на флейте он умел играть волшебно, но ведь каждый хоть что-то, да умеет делать волшебно. Однажды судьба забросила его в маленький европейский городок, с низкими старыми домиками, с узкими улицами, с каменными мостовыми. И дух старого города, его сказки, так увлекли юношу, что долго-долго ходил он по этому городу, и по другим старым городам, слушал шепот ветра, гуляющего по улочкам, играл на своей флейте мелодию этого ветра. Ему казалось, что скитается он не больше, чем одно лето, он не считал дни и не видел календарей. Год бежал за годом и век сменял век, а он все скитался по старым городам, играл музыку ветра, время не трогало его, холод и дождь обходили его стороной.

И вот однажды он сидел на серой мостовой, под стенами старого серого собора, уходящего шпилями ввысь, в самое серое небо. Юноша играл на флейте и был счастлив, потому что все еще не было для него на свете ничего милее старых городов и их, вымощенных потертыми камнями дорог. Люди показывали его друг другу, рассказывая о том, как длинна его жизнь и его мелодия. А он не верил людям, и вовсе не верил, что на свете возможно такое волшебство.

Наступали сумерки, улицы пустели, и вот юноша остался один. Что-то зашевелилось наверху, ударившись о ветер, раскрылись там огромные крылья, и медленно, тяжело, спустилась на мостовую горгулья, каменная горгулья с крыши собора. В ту же секунду, будто из воздуха и гаснущего дневного света, появились подле каменной гостьи два светящихся призрака. Приняв явление за сон, ведь волшебства не бывает, юноша вежливо поздоровался. Гости поклонились, и сказали, что пришли за ним, чтобы просить его играть для волшебных своих господ, мелодию наступающего Самайна. Он получит щедрое вознаграждение, но не должен открывать глаз. Юноша зажмурился и подал призракам руки, чтобы те вели его. Вскоре он понял что летит, что это не сон и что волшебство ждет его. Каким же было это волшебство, кто ждал мелодии его флейты? Мелодии, которая должна была озарить наступающую ночь великого праздника?

Первым слушателем был вульвер. Волк, что ходит как человек, думает как человек и любит людей намного больше, чем сами они любят друг друга. Насмешкою богов, добрая и светлая душа была навеки заперта в обличии оборотня. Всегда, с самого начала мира, тянулся он к людям, но люди лишь боялись его. Тогда он стал ловить рыбу, а он был лучшим на свете рыбаком, и класть ее к дверям бедных домов. Люди благословляли его, не зная ни облика его, ни имени. И тогда вульвер бывал счастлив.

И вот в этот ясный осенний вечер, он рыбачил на берегу реки, желтые листья дрожали на ее волнах, желтая ива и рябина с красными ягодами, склонялись к воде и гладили ее ветвями. Близилась волшебная ночь Самайна, древнего нового года, праздник, о котором в новом мире почти забыли, но к которому Вульвер всегда приносил людям самую лучшую, самую вкусную рыбу.

Рыбы было уже достаточно, и вульвер просто любовался закатом, любовался последним днем осени перед долгою зимой. Думал, как обрадуются люди, назавтра найдя его дары. Вечер был прозрачный и теплый, а деревья горели золотым и красным огнем. Так же сегодня вечером будет гореть костер Самайна, и вульвер будет сидеть подле, коптить свою рыбу и мечтать о времени, когда так любимые им люди перестанут бояться доброй души в обличии оборотня.

Второй слушатель – прекрасная и печальная царевна-лягушка, которой на одну только ночь Самайна позволят вновь стать девушкой, и вот сейчас, догорающим осенним вечером, превращение уже началось. Она будет танцевать и веселиться, в безумной пляске праздника она забудет, что завтра снова проснется лягушкой, что болото ее, и озеро рядом, покроются корочкой льда.

Но сейчас глади озера еще плавают лилии, и царевна мечтает, как украсит этими лилиями свои волосы, когда возлюбленный расколдует ее. Он придет совсем скоро, его стрела давно уже прилетела, вонзилась в болотную кочку, а возлюбленный скитается по свету в ее поисках.

Праздничная ночь придет совсем скоро, и вот лягушки и стрекозы обретают дар речи, болтают о чем-то между собой и любуются своей юной царевной. И вовсе не хотят отпускать ее, такую живую и красивую, к какому-то чужому человеку, попавшему стрелою в их болото.

Не знаю, да и не стоит мне знать, их ли вина в том, что хозяин стрелы никогда не придет на болото. Давным-давно неверные болотные огоньки увели его в самую топь, где и по сей день лежит его безжизненное тело, и колокола из мира людей давно отпели его и оплакали. Но царевна не знает этого и светлое предчувствие праздника, и теплый вечер, и золотые листья говорят ей о скором счастье, и она верит им и ждет, и праздник этот будет для нее радостным.