Поздней осенью в часы, следующие сразу за бледным ледяным рассветом, над полями, в низинах, над водоемами и пропитанными влагой болотистыми лесами, поднимается туман. Он лежит тонкой молочно-белой пеленой у самой земли. И никакой случайный прохожий не пойдет в объятия этой дымки, слишком холодной она кажется. Слишком холодны объятия бледной девушки, сотканной из дымки, души осеннего тумана.

Медленная и беззвучная ходит она по пожухшим полям, меж горящих и нарядных деревьев. Ветки касаются ее и сразу же покрываются, как бисером, крошечными каплями воды – воплотившегося тумана. «Скоро Самайн – шепчут ей молодые деревца – Будешь танцевать со мной под его великую мелодию?». А она молчит в ответ, потому что нет голоса у тумана, и печально смотрит на сухую траву.

Белки торопятся – еще только рассвет, а они уже снуют туда-сюда. Им нужно собрать орехов на долгую зиму, и поменять шубку на теплую, серую. «Вот-вот Самайн – верещат они – Нужно найти и украсть садовых яблок».

И еще грустнее смотрит в траву душа тумана. Над землей плывут черные, тяжелые тучи, тихие предвестники первого снега. Пойдет он, хлынет с небес древним волшебством и исчезнет душа тумана – до следующей осени, и не увидит, опять не увидит хоровод волшебного Хэллоуина – Самайна.