В самых прекрасных сказках на свете, сказках о пути, ведущем человека к самому себе, к извечному праву на истинное счастье, непременно существует первая ступень – зов в дорогу. И зачастую этот зов воплощается в простом, но неизменно притягательном образе – образе бродяги, или странника, как называют его в более романтических сказках.

Этот не очень юный и не очень красивый человек, всегда чуть потертый, чуть усталый – неизменно представляется окружающим волшебником и волшебником не слишком добрым. Сказки, которые он рассказывает, истории о дальних странах, которые ведомы ему, непонятная тоска, звучащая в его песнях – все это дерзко, безжалостно встряхивает душу, вырывает ее из уютного покоя повседневной жизни.

А потом бродяга уходит. Замолкают звуки его песен, меркнут фантазии, порожденные его тихими сказками. Остается только волшебство, злое, безжалостное волшебство, которое не дает жизни стать такою, какая она была. И никогда больше не будет. Что-то безнравственное, дурное, одинокое поселяется в душе, принимая форму бессмысленного зова.

А странник ступает на новый путь, путь привлекательный только для сумасшедшего, только для героя сказки, только для истинного бродяги. Летом его дороги прекрасны, прохладные ручьи омывают их, бабочки греются на их земле, цветы и ароматные травы гладят колени, но потом наступает осень, ранние сумерки, нестерпимая тишина, наполняющая мир перед первым снегом.

Отчего же так тоскливо, отчего сто лет назад закончилась эпоха романтических бродяг, а мы все смотрим растерянно им вслед, слушаем их голоса, выходящие со страниц старых книг, как могли бы слушать лишь голоса волшебников, если бы те существовали на самом деле. «То была музыка. В ней смутная радость и тихая печаль, шум моря и перезвон колокольцев – и зов в дорогу. То была музыка странствия – услышавший ее оставался с ней навсегда»